
Плыть ко спасению, а не искушаться покоем: Протодиакон Владимир Василик, доктор исторических наук
Однако если мы внимательно вглядимся в жизнь современных православных христиан, — значительная часть восторгов очень быстро угаснет. Во-первых, выяснится, что, несмотря на свободу вероисповедания, массового прилива в Церковь так и не произошло. Да, конечно, многие пришли, — но ещё больше народу осталось за церковными воротами. Сегодня остаются справедливыми слова митрополита Иоанна (Снычёва), сказанные им более 20 лет назад, в 1995 г., при встрече с протопресвитером Эммануилом (Схиниотакисом). Тогда Владыка, оценивая состояние русского общества, заметил: «Кто-то кается, кто-то приходит к Богу, а кто-то и не думает каяться, и не собирается!» Если сейчас подсчитать общую численность православных, воцерковлённых людей, то будет ли их больше в сравнении с советским периодом? Сомневаюсь…
В советские годы в Ленинграде имелось всего 12 храмов, — но они были битком набиты!.. Теперь в Петербурге их около трёхсот, — но постоянных прихожан в большинстве из них едва ли не единицы…
Во-вторых… Важно всё-таки не количество верующих, но качество их веры, способность к действию, способность к жертве. В советские времена в храм шли те, кто рисковал карьерой, рабочим местом, достатком, а в более жёсткие времена — свободой, а порой и жизнью. Поэтому уровень жертвенности был тогда очень высоким, — как и уровень сознания своей принадлежности к Церкви. В советские времена было бы невозможно то, что мы видим сейчас: что в сборе подписей против строительства храма принимают участие православные люди, прихожане соседней церкви! Что православные в одной кампании с богоборцами митингуют против возвращения Исаакиевского собора Церкви!.. В советское время такое и в страшном сне присниться не могло.
Историк скажет: сейчас в России происходит примерно то же, что было в Риме, когда равноапостольный Константин дал Церкви свободу. К тому времени большинство лучших римских христиан уже приняли мученическую смерть, а в Церковь на их место потянулись «всякие», для которых вера была не выбором между жизнью и смертью, а дань традиции, моде, соображениям престижа…
Особая беда состоит в том, что множество антицерковных идей, пришедших к нам из советского — и даже досоветского! — прошлого, не исчезли никуда. Целый ряд страхов и предрассудков нашей уважаемой интеллигенции по-прежнему связаны с верой: тут и представление о том, что верующие — люди отсталые, что религия — это донаучный, примитивный способ мировосприятия… Тут и стародавние, замшелые атеистические страшилки: «крестовые походы», «казнь Джордано Бруно», — известный набор «аргументов», из спора Остапа Бендера с ксёндзами, — всё то, что к реальному бытию Православной Церкви никакого отношения не имеет. Забывают подобные пропагандисты, что в тёмные века Церковь являлась единственным носителем научных знаний, что именно Церковь научила русского человека трезво, научно, аналитически смотреть на окружающий мир, пытливо его изучать, поражаться разумности его устроения и воздавать за это славу Творцу. Ломоносов, которого никак не упрекнёшь в отсутствии научного подхода к природе, сказал в своё время:
— Творец! Покрытому мне тьмою
Простри премудрости лучи
И что угодно пред Тобою
Всегда творити научи,
И, на Твою взирая тварь,
Хвалить Тебя, Безсмертный Царь.
А ныне враждебная Церкви пропаганда безсовестно эксплуатирует дешёвые атеистические агитки прежних эпох. И к ужасу нашему следует отметить, что на эту антицерковную пропаганду даже церковные люди сейчас весьма отзывчивы!.. Раньше к атеистической агитации относились как к пустой марксистской дребедени и пропускали её мимо ушей, а сейчас её принимают близко к сердцу, сейчас об этом переживают, и некоторые даже в храм теперь ходят с какой-то боязнью, а кто-то и вовсе перестал туда ходить из страха перед атеистическим общественным мнением. Эти страхи, конечно, смешны… Однако их появление говорит о том, что далеко не все выдерживают испытание нынешним церковным благополучием. Невольно вспоминаются слова из песни А. Галича: «Вот какая странная эпоха: не горим в огне — и тонем в луже». Люди, которые проходили огонь и воду в хрущёвские, брежневские, андроповские времена, теперь не могут устоять перед звоном медных труб и медных денег, легко подпадают под соблазны богатства, соблазны мирской славы и своим поведением порочат Церковь.
Выходит, тот факт, что для антицерковной пропаганды в современной Церкви есть известный материал, отрицать было бы безсмысленно. Другое дело, что поводов для самой жёсткой критики в изобилии хватает — и в куда больших масштабах! — повсюду: в науке, в образовании, в медицине, в правоохранительных органах, в системе государственного управления. Что мы после этого? — поставим к стенке всех врачей? сожжём заживо всех чиновников? сгноим во глубине сибирских руд всех учёных? закатаем в асфальт всех полицейских? С чем мы тогда останемся? Да никто, слава Богу, и не требует таких крайних мер, — пока речь не заходит о Церкви…
Если смотреть внимательно, судить безпристрастно, то в Церкви мирского зла на несколько порядков меньше, чем в иных структурах! Просто на белом пятна всегда видней.
Во-вторых… Важно всё-таки не количество верующих, но качество их веры, способность к действию, способность к жертве. В советские времена в храм шли те, кто рисковал карьерой, рабочим местом, достатком, а в более жёсткие времена — свободой, а порой и жизнью. Поэтому уровень жертвенности был тогда очень высоким, — как и уровень сознания своей принадлежности к Церкви. В советские времена было бы невозможно то, что мы видим сейчас: что в сборе подписей против строительства храма принимают участие православные люди, прихожане соседней церкви! Что православные в одной кампании с богоборцами митингуют против возвращения Исаакиевского собора Церкви!.. В советское время такое и в страшном сне присниться не могло.
Историк скажет: сейчас в России происходит примерно то же, что было в Риме, когда равноапостольный Константин дал Церкви свободу. К тому времени большинство лучших римских христиан уже приняли мученическую смерть, а в Церковь на их место потянулись «всякие», для которых вера была не выбором между жизнью и смертью, а дань традиции, моде, соображениям престижа…
Особая беда состоит в том, что множество антицерковных идей, пришедших к нам из советского — и даже досоветского! — прошлого, не исчезли никуда. Целый ряд страхов и предрассудков нашей уважаемой интеллигенции по-прежнему связаны с верой: тут и представление о том, что верующие — люди отсталые, что религия — это донаучный, примитивный способ мировосприятия… Тут и стародавние, замшелые атеистические страшилки: «крестовые походы», «казнь Джордано Бруно», — известный набор «аргументов», из спора Остапа Бендера с ксёндзами, — всё то, что к реальному бытию Православной Церкви никакого отношения не имеет. Забывают подобные пропагандисты, что в тёмные века Церковь являлась единственным носителем научных знаний, что именно Церковь научила русского человека трезво, научно, аналитически смотреть на окружающий мир, пытливо его изучать, поражаться разумности его устроения и воздавать за это славу Творцу. Ломоносов, которого никак не упрекнёшь в отсутствии научного подхода к природе, сказал в своё время:
— Творец! Покрытому мне тьмою
Простри премудрости лучи
И что угодно пред Тобою
Всегда творити научи,
И, на Твою взирая тварь,
Хвалить Тебя, Безсмертный Царь.
А ныне враждебная Церкви пропаганда безсовестно эксплуатирует дешёвые атеистические агитки прежних эпох. И к ужасу нашему следует отметить, что на эту антицерковную пропаганду даже церковные люди сейчас весьма отзывчивы!.. Раньше к атеистической агитации относились как к пустой марксистской дребедени и пропускали её мимо ушей, а сейчас её принимают близко к сердцу, сейчас об этом переживают, и некоторые даже в храм теперь ходят с какой-то боязнью, а кто-то и вовсе перестал туда ходить из страха перед атеистическим общественным мнением. Эти страхи, конечно, смешны… Однако их появление говорит о том, что далеко не все выдерживают испытание нынешним церковным благополучием. Невольно вспоминаются слова из песни А. Галича: «Вот какая странная эпоха: не горим в огне — и тонем в луже». Люди, которые проходили огонь и воду в хрущёвские, брежневские, андроповские времена, теперь не могут устоять перед звоном медных труб и медных денег, легко подпадают под соблазны богатства, соблазны мирской славы и своим поведением порочат Церковь.
Выходит, тот факт, что для антицерковной пропаганды в современной Церкви есть известный материал, отрицать было бы безсмысленно. Другое дело, что поводов для самой жёсткой критики в изобилии хватает — и в куда больших масштабах! — повсюду: в науке, в образовании, в медицине, в правоохранительных органах, в системе государственного управления. Что мы после этого? — поставим к стенке всех врачей? сожжём заживо всех чиновников? сгноим во глубине сибирских руд всех учёных? закатаем в асфальт всех полицейских? С чем мы тогда останемся? Да никто, слава Богу, и не требует таких крайних мер, — пока речь не заходит о Церкви…
Если смотреть внимательно, судить безпристрастно, то в Церкви мирского зла на несколько порядков меньше, чем в иных структурах! Просто на белом пятна всегда видней.
Что ещё тревожит меня при взгляде на современное церковное сообщество? Ужасающая слабость семейных уз. Я вспоминаю своих московских друзей — всё православные ребята, с которыми я дружил в 90-е годы и сейчас дружу… Но из десяти моих знакомцев только двое сохранили прочные семьи, — остальные в разводе. В других православных странах ситуация ещё хуже: я с ужасом узнал, что на Крите не менее 50% православных священников являются разведёнными…
Всё это связано с той могучей волной обмирщения, когда Церковь, пытаясь найти общий язык с окружающим миром, волей-неволей начинает говорить его языком, мыслить его понятиями и, вместо того чтобы изменять мир, изменяется сама — и не в лучшую сторону. Уже не мы миссионерствуем перед невзоровыми, соловьёвыми, познерами и так далее, — а они перед нами! Эти враги Церкви по полной программе внушают нам свои мысли и приводят нас к единому знаменателю. Слава Богу, не всегда и не везде их «проповедь» встречает отзывчивых слушателей… Но когда иные из наших иерархов говорят о некой «духовной энергетике», а высшие чиновники Патриархии говорят, что всякого миссионера «нужно немножко пиарить», то невольно хватаешься за голову. Можно ли даже в страшном сне вообразить, будто просветительница Иверии, св. равноап. Нина нуждалась в том, чтобы её «немножко пропиарили»? Какой «пиар» требовался свв. равноап. Кириллу и Мефодию? Святителю Николаю Японскому? Не хочется думать, что в таких словах таится некая злонамеренность, некое желание навредить Церкви… Нет! Но на определённую мысль они наводят: нельзя плыть по течению вместе с этим миром. Ведь всем нам известно, в какой Ниагарский водопад рано или поздно низвергнется река времён, которая, по слову Державина, «в своём стремленье уносит все дела людей и топит в пропасти забвенья народы, царства и царей».
Но ведь церковный корабль издревле шёл одним путём — выгребал против течения, прочь от страшного водопада! Эта задача для нас и сейчас главная: грести против течения, плыть ко спасению и вести к нему своих чад; и не уподобляться миру, а напротив — изменять и преображать его, потому что нам есть что сказать людям о мире, о Боге, о нашем месте во вселенной, о назначении человека, о его царственном достоинстве. Кстати сказать, это достоинство сейчас, в эпоху постиндустриальной коммерческой материализации, унижается злодейски! Ныне в открытую говорят, например, о том, что людей можно продавать… И кое-кого уже продают, например, спортсменов, — целыми командами, клубами… И это только начало!.. Цивилизация, стоящая на изобретении новых потребностей, — обречена! Мир ищет выхода, ищет путь, ведущий прочь от пропасти, — и этот путь мы ему должны указать. Он очень простой, этот путь: это путь православного аскетизма, умеренности, подвижничества, здравомыслия и трезвомыслия. Это царский путь, путь единства, — единства, прежде всего, внутри Православия, затем — среди граждан Российской Федерации, которые, безусловно, должны объединиться вокруг своего законного президента. И, наконец, единство всех жителей земного шара в борьбе, — во-первых, с надвигающейся опасностью; а во-вторых, в борьбе за спасение своей собственной безсмертной души, — то, что, по нашему глубокому убеждению, возможно только во Христе Иисусе, Который есть воистину Всечеловек и Спаситель, Чьи пути есть истинная жизнь. Все же остальные дороги ведут, к сожалению, к погибели.
Сможет ли Православная Россия указать миру спасительную тропу, — и как она должна это сделать? Испокон века наша Родина владела особой, мягкой, силой. Она никогда не бывала захватчиком, но при этом потихоньку, в силу естественной оборонной необходимости, прибрала к рукам одну шестую часть суши! Она потихонечку-полегонечку истребила, как серная кислота железо, все величайшие военные могущества мира. Мы должны быть сильны и решительны, но не для того, чтобы наносить удары: мы просто должны решительно и ловко вытаскивать из моря погибели несчастных, обезумевших наших сограждан. Причём делать это с большой силой и с большой любовью. Надо показать людям, что мы ни с кем не враждуем и что Христос, Которого мы исповедуем, есть Бог мира и путь ко спасению.
Протодиакон Владимир Василик,
доктор исторических наук